Шрила Бхакти Виджай Тривикрам Махарадж

(22 ноября 2013 года. Чиангмай, Таиланд)

Я помню, когда я был рядом с Гурудевом… Говорят, что слуги твоего Гуру важнее даже, может быть, в каком-то смысле, чем сам Гуру. Я люблю юмор Бхакти Лалиты, она всегда была на лекциях Гурудева. Она повернулась ко мне и сказала однажды: «У Гурудева миллион настроений, и они иногда меняются очень быстро». Они сказали мне, потому что у тебя появляется такое желание предугадать настроение, желания Гуру, но они убедили меня, что это невозможно — ты не можешь поймать его, заморозить, просчитать. Ты стараешься рассчитать его поведение, и думаешь так: «Да, завтра я его поймаю». Но это бесполезное занятие, потому что он как сам Господь, он очень непредсказуем, он движется своими непредсказуемыми путями. Как мама Яшода в примере с Кришной пыталась поймать Кришну и связать Его веревкой, но у нее не получилось ничего. И с Гурудевом было так же. Иногда меня даже это пугало. Это правда — иногда это даже пугало. Иногда ты просто не понимал, что происходит там. Самые простые вещи, как, например, включить или выключить свет. Ты просто не мог этого сделать, и ты просто чувствовал себя таким жалким, идиотом.

Я помню, когда я первый раз был там, это была моя работа, мое служение. Никто больше не включал, не выключал свет, никто не хотел этого делать, потому что это было очень сложное дело. Они дали мне это задание, потому что я был новичком. Я запомнил, чему соответствует каждый из выключателей на стене, там все было подписано, какой выключатель для чего. Однажды пришел электрик и поменял что-то. И я сказал себе: «Посмотри на это — он поменял там все. Не забудь, куда он что поменял». Когда в комнату пришел Гурудев, он был весь мокрый от пота, он был очень уставшим, его держали под руки, усадили и он сказал: «Выключи свет». И я выключил все по очереди, но один из них остался гореть. Я посмотрел на него с жалким выражением лица. [Смеется.] Он посмотрел на меня и сказал: «Если ты даже не можешь выключить свет, почему бы тебе не оставить сознание Кришны?» Я покраснел и начал потеть, я нажал на выключатель и почувствовал себя таким «тормозом». Я просто упал в дандавате, а он рассмеялся и сказал, что он просто шутил со мной.

Однажды я был во Вриндаване. Я всегда боялся оставаться с ним наедине, потому что знал, что он спросит меня что-нибудь. Чаще всего так было. И в Навадвипе, когда такое происходило, мне не нравилось такое. Я помню, что Бхакти Лалита и Ямуна находились поблизости, и они знали об этом, что телохранитель — просто большой парень, который находится рядом и следит за тем, чтобы ничего плохого не произошло. И тогда он сказал: «В моей комнате возьми мою сумку». Я зашел в его комнату, а там была целая комната сумок — их было там тысячи. Я подумал: «Господи, что мне теперь делать?» И я увидел его портфель. Но он сказал мне взять сумку. Я подумал: «Это должна быть эта». Я взял ее, отнес, и он ее взял. Я выдохнул с облегчением.

Однажды он сказал мне… У нас были трудности перевода. Я с трудом говорил по-английски. И у Гурудева был очень сильный акцент. Он сказал: «Подвинь большой стул». Я подвинул диван, а он сказал: «Подвинь картину!» И было много таких ситуаций, когда я чувствовал себя очень странно.

У меня не было каких-то проблемных ситуаций. Был только один раз, когда я выгнал одного человека, вытолкал. Я почувствовал, что вот — теперь моя миссия выполнена. Три индуса посмотрели на меня, а я чувствовал, что я, конечно, миролюбивый человек, но если нужно будет, я могу даже убить ради своего Гуру, могу подраться легко. Этот человек был немного сумасшедший, он пришел к Гурудеву, и мне пришлось его вытолкнуть из комнаты. А три этих индуса были очень смущены перед Гурудевом, они как будто стеснялись моего поведения. Они посмотрели на Гурудева: «Ну, он не знает, что делать, он новичок». А выражение лица Гурудева было другим, и он сказал: «Тривикрам Махарадж на сто процентов прав».

Гурудев не любил, когда люди начинали прикасаться к его стопам. Я старался постоянно оградить его от этих людей, которые старались к его стопам прикоснуться. Однажды к нему пришел один старый человек, и я попытался его отстранить от стоп Гурудева, но это оказался его старый друг. И Гурудев тогда побил меня палкой немного.

А через три месяца моего служения я начал ходить взад-вперед по его комнате с паспортом в кармане. Я был уже готов уехать в любой момент. Мне казалось, что это уже немного многовато для меня. Три или четыре месяца я жил беспрерывно в его комнате вместе с ним. И мне показалось, что для меня это уже перебор. Но когда ты живешь с ним, постепенно ты начинаешь понимать, что в этом есть нечто уникальное. Я видел, как он жил каждый день, как он выражал себя, и я никогда не видел подобной личности в своей жизни. Кто-то может обвинить меня в том, что я не признаю других людей, но что я могу поделать — это мой Гуру, и я испытываю к нему уникальные чувства, такого нет больше человека. Это сердечная связь, это личная связь. По какой-то своей бескрайней милости он дал мне небольшое место в своем сердце. Я не могу даже изменить свою связь с моим Гуру, но что-то было в этом особое. Эти чувства никто не может у меня отнять.